Скромность миллионера
Моя соседка купила себе участок земли где-то по Можайке. Мы пьем с ней четырехлетний калифорнийский цинфандель Беринжера. Вино почти ненатурально фруктовое, вкус у него такой, как будто тебя, как Ньютона, после каждого глотка бьет по кумполу спелым яблоком…
Послевкусие было нарушено неожиданным вопросом: «А ты знаешь, где можно купить четвертые «жигули» хэтчбек?» Пока я думал о вине, моя соседка ускакала очень далеко.
«А тебе зачем?» — «Так я землю купила. Буду строиться. Цемент возить. Сколько, думаешь, в четверку влезет, если еще задние сидения снять? » — «Не знаю, семь, двенадцать? А ты что, сама собираешься цемент возить? » — «Конечно».
Надо сказать, моя соседка не лукавит. У нее вполне достаточно средств, чтобы построить на участке цементный завод, чтобы ездить из деревни в город на Audi RX, но она собирается завести себе четвертую модель «Жигулей», а в город ездит на электричке.
Она замужем за англичанином.
Из очень хорошей семьи. Где мужчины до сих пор ложатся спать в длинных ночных рубашках, а фамильные замки отапливают древесным углем в таких скромных количествах, что у нас постеснялись бы разжечь даже на шашлык.
В этом мире другое представление об атрибутике богатства и знатности.
Речь, двоюродный дядя с Орденом Подвязки, фамилия, выбитая простым железом на деревянной скамейке в Грин-Парке. Там случаются, конечно, и бриллиантовые колье, и спортивные Bentley, но все реже. И никогда как символ статуса, а исключительно в роли игрушки, потому то в качестве символов машины и бриллианты в Англии используют только футболисты и их жены. Скромность высшего света – это форма его защиты. От разрушительной и созидательной наглости парвеню. В мире больших денег больше всего ценится то, чего нельзя купить за деньги. Мой сосед англичанин недоумевал, почему проблему коррупции в России связывают с тем, что чиновники здесь получают слишком маленькую зарплату. И если повысить им зарплату, у них не будет соблазна превращать чиновничий портфель в свое маленькое ЗАО.
В Англии люди, по крайней мере большая их часть, идут во власть не за деньгами. Они идут собственно за властью, и говорить при этом о лишней тысяче фунтов смехотворно.
Есть и еще одна принципиальная разница между Тони Блэром и начальником ЖЭКа. Тони Блэр не перекрывал несколько раз в день Пэлл Мэлл, чтобы доехать с Даунинг-стрит до Букингемского дворца. Это вопрос скромности и одновременно силы власти, которая не нуждается в таком бытовом подтверждении своего статуса.
Всякий акт человеческой деятельности – всегда реакция. Количество денег и разнообразных форм их проявления в Москве достигло до стадии, когда они вызывают отторжение даже у своих обладателей. Гламур породил антигламур. Но это бесперспективная интрига. Антигламур – тоже крайность. К тому же имеющая уж очень эмоциональное происхождение и, в отличие от гламура, лишенная выразительных форм.
Новая элита должна будет найти какие-то другие имиджевые средства. Постпутинскую эпоху, с подачи Григория Ревзина, уже во всю сравнивают с августовским принципом – временем скучных полувоенных доблестей, крепкой семьи и полбы на завтрак. Не исключено, что так оно и будет.
И это вопрос не только принципатского вкуса. Это вопрос самозащиты, сложных поведенческих правил, которые власть создает, чтобы защищаться от плебса, отличаться от плебса и, в конце концов, плебсом править. Ведь конечная цель, смысл и форма существования любой деятельности – это власть.
Едва ли дело дойдет до каких-нибудь законов против роскоши. Высшая страта сама перестроит свои потребности так, чтобы мимикрия скромности не повлияла на налаженный быт.
Я спросил у своей соседки, почему бы ей в придачу к четверке «жигулей» не прикупить себе вместо земли на Можайке двухкомнатную квартиру в брежневской девятиэтажке.
Она посмотрела на меня с состраданием: «Излишняя скромность, Зимин, — это уже наглость, запомни это. Там остался еще цинфандель?»
Алексей Зимин. По материалам Forbes
