Христос Акбар
Реальный актив всех вместе взятых партий, профсоюзов и общественных организаций Киева легко поместится в нескольких камерах Лукьяновского следственного изолятора (активисты обычно худые, много места не занимают). Зато киевский актив церквей, протестантских деноминаций и харизматических сект составляет десятки тысяч человек. Вместить их способен разве что специально оборудованный по чилийским пенитенциарным нормативам стадион, или обширный концлагерь (после тюремных бунтов конца пятидесятых годов все крупные зоны были расформированы). Мы еще не учитываем численность иудеев, мусульман и язычников.
Стоит заметить, что конфессиональный актив глубоко интегрируется в деятельность своих сообществ, ведь жертвует не только усилиями, но и деньгами.
Политический актив на такое почти неспособен. Революционеры готовы пожертвовать свободой, но не сотней долларов. Их извиняет разве только то, что мало кто из революционеров обладает такой суммой.
Вскоре конфессии вытеснят партии не только из душ, но и из политики. Но уже сейчас прессе стоит осознать, что борьба, скажем, за место митрополита Киевского и всея Украины не менее общественно значимая, чем соревнование за пост президента Украины и всея Межигорья.
У постели больного предстоятеля УПЦ антиукраинские епископы, поддержанные всеми мощностями Москвы, интригуют против автокефалистской фракции синода, поддержанной только здоровым украинским хуторянско-сепаратистским инстинктом. Однако, трудности получения канонической автокефалии — наименьшая из проблем, стоящих перед украинским православием.
Некоторые из этих больших проблем хотелось бы, хотя бы несколькими словами, обозначить, чтобы приобщить читателя к актуальности, которая вскоре заменит выборы.
Первейшая проблема Православия — это абсорбция уроков ХХ века, когда Церкви пришлось выбирать между таинствами и идеалами.
В свое время большевики, исходя из внешнеполитических соображений, оставили на свободе нескольких епископов для того, чтобы создать на их основе дрессированную церковь. Впоследствии Сталин, обеспокоенный тем, что американские христиане, которые существенно влияют на свое правительство, сочувствуют больше Гитлеру, чем ему, даже восстановил патриаршество.
Советские епископы аргументировали свою службу режиму тем, что в случае их нелояльности сатане советская территория вообще осталась бы без совершения таинств. Никого бы не крестили, не отпевали, не причащали. Благодаря их соглашательству огонек христианской свечи хоть как-то мелькал «под сосудом».
Это серьезный аргумен, который оппоненты пытаются опровергнуть предположением, что если бы Церковь в определенные моменты не поддерживала Сталина, возможно, советская власть и не пережила бы 1942-го года. Как отмечают исследователи, РПЦ совместно с КПСС смогла воспитать советский идеал верующего, который принимает участие в обрядах, но не в жизни церкви. Этот православный типаж доминирует и сейчас.
Дело не в поиске «исторической правды», не в бесконечном копании в антиквариате, но в том, что подобный выбор относительно глубины компромисса с миром, церкви приходится совершать ежедневно.
Те результаты, которых в России достигли тоталитарными репрессиями, на Западе получают через репрессивную терпимость. Злостные попытки внедрить христианский идеал преследуются не только в Саудовский Аравии, но и в Скандинавии.
В этой связи обостряется проблема симулятивного христианства. Мы знаем, что дьявол — обезьяна Бога. Что симуляция является одним из основных методов нечистого, что антихрист будет существом, которое больше всего будет происходить на Христа. В какой мере мы можем считать церковью, скажем, филиал КГБ, офицеры которого надевают рясы, сохраняют апостольскую преемственность и имитируют обряды?
Собственно, проблема заключается в отсутствии общепринятых критериев, позволяющих отличить церковь от антицеркви.
Важной есть проблема рамок, границ, за которыми человек уже не может считаться христианином, даже если причащается. Эти рамки каждая эпоха должна определять заново. Во II — III веках много христианских общин не считали христианами тех, кто шел на службу в римское войско. Однако, уже в начале IV в. Арльський синод отлучает от Церкви верующих, которые отказались от военной службы в мирное время. Суть Церкви не изменилась. Изменился мир и отношение к нему Церкви. Ныне Московская церковь заменяет рамки веры на межконфессиональную пропасть в своей обычной манере абсолютизировать формальности и презирать идеалы.
Вероятно, многие из православных, возможно даже священников за несколько секунд перед тем, как в подвале бывшего института благородных девиц получить в затылок пулю из ТК (маленького «генеральского» пистолетика калибром 6.35 мм., которым пользовались при расстрелах, чтобы череп не трескался и не пачкал мозгами пол и стены), чувствовали себя не столько мучениками, сколько бездарями.
Думаю, они спрашивали себя: почему я не записался в армию УНР в 1918-м, или хотя бы в банду в двадцатом? Ведь финнам, полякам, прибалтам удалось отбиться. Следовательно, могли отбиться и мы.
И это проблема двух способов праведности. Легче объяснить примером. Я имею возможность наблюдать за деятельностью волонтеров, которые помогают онкобольным детям. Большинство из этих замечательных людей считают необходимым жертвовать своим временем и деньгами, чтобы хоть немного помочь. И это первый способ праведности. Но есть и те, кто стремится не только к самопожертвованию, но и к решению проблемы, т.е. практикуют второй тип праведности. Они говорят: мы добьемся того, чтобы этому конкретному ребенку было собрано 200 тысяч евро на пересадку костного мозга за рубежом. И добиваются.
Они говорят: мы добьемся, чтобы в нашей больнице всем хватило лекарств и реактивов, сколько бы миллионов это не стоило. И добиваются. Они говорят: мы добьемся, чтобы в Киеве был построен центр для пересадок костного мозга от неродственных доноров, как бы не упирался Кабмин. И (о чудо!) Центр с боями, но таки строится. В отличие от «больницы будущего» Екатерины Ющенко. Она, видимо, принадлежит к какому то совсем третьему способу праведности.
Представьте, что вы живете через стенку с маньяком-педофилом, который каждый вечер насилует своего маленького ребенка.
В качестве праведника «первого способа», вы днем, когда маньяк уходит на работу в областное управление образования, пытаетесь хоть немного утешить ребенка, помочь ему, поддержать ее. И это хорошо. В качестве праведника «второго способа», вы попытаетесь решить проблему — ударите педофила молотком по голове.
Страшные испытания, которые церковь и человечество претерпели в ХХ в. учат тому, что праведности первого способа недостаточно, не только потому, что ее мало.
Образ праведника, который стойко выносит удары судьбы, не поддается соблазнам и помогает ближним, не то чтобы устарел (он никогда не устареет), но уже недостаточен.
Нам снова нужен праведник, целая Церковь праведников, которая нападает на сатану. Такие бывали в прошлом, а сейчас они нужны больше, чем когда бы то ни было.
Церковь не может больше сидеть и ждать, когда придут очередные большевики, салафиты или политкорректные сатанисты, чтобы окончательно уничтожить ее или заменить виртуальной имитацией.
Ее место или при руле, или в тюрьме. Или в подполье, или над властью.
Церковь имела разные периоды, и каждый давал ей нечто важное. Был период, когда Церковь состояла преимущественно из бывших иудеев. И тогда она на будущее научилась несокрушимости. Был период, когда она наполнялась греками, и тогда она овладела философией. Латиняне ее благоустроили. Христианизированные варвары, как с удивлением отмечали римские хронисты, клялись или на Евангелии, или на мече, и вообще не делали большого различия между ними.
От них Церковь оставила себе это отношение к слову, как к оружию, и отношение к оружию, как к способу донесения истины. У нас это было. Стоит только вспомнить.
Дмитрий Корчинский
Источник: http://www.bratstvo.info/ua/propovidi/3005-hristos-akbar
