Социальный лифт: есть ли связь между вашими предками и вашим положением в обществе?
В Европе часто поговаривают, что социальный лифт, на самом деле, не работает уже который год. Тем не менее, некоторые исследования свидетельствуют о том, что в негодность пришел не только социальный лифт, но и вся система социальной мобильности, и что это явление наблюдается уже очень давно. В качестве доказательства Грегори Кларк, профессор Калифорнийского университета, приводит результаты анализа… фамилий. Он показал, что ваши успехи в жизни определенным образом могут быть связаны с предками, которые жили несколько столетий назад.
Результаты ученый получил с помощью изучения фамилий богатых английских семей. «Если у вас одна фамилия с человеком, который был богатым в 1800 году, сейчас я могу утверждать, что у вас в девять раз больше шансов нв то, чтобы попасть в Оксфорд или Кембридж. Вы проживете на два года больше среднестатистического английского гражданина. Вы будете богаче, и у вас будет больше возможностей стать врачом или адвокатом», — объясняет он.
Так, в 2011 года в адвокатской среде аристократические фамилии появлялись в шесть раз чаще, чем фамилии всего остального населения Англии. Как считает Грегори Кларк, даже в Швеции, которая славится своей социальной мобильностью, в 70-80% случаев семейное положение передается из поколения в поколение на протяжение нескольких веков. Другие экономисты, которые использовали в работе похожие методы, выявили аналогичный застой в общественной структуре прочих государств, будь то Испания XIX века или Китай. Как пишет The Economist, для того чтобы потомки семей из высших и низших слоев общества получили равные шансы на одинаковый заработок должно пройти от 300 до 500 лет!
Помимо изучения носителей редких фамилий и представителей английской промышленной элиты Грегори Кларк также обратил внимание на то, в каком количестве некоторые фамилии были представлены в высших и низших слоях общества в прошлом. И получил похожие цифры: экономические преимущества также передаются из поколения в поколение в 70-80% случаев.
Но откуда такой интерес к фамилиям? Дело в том, что сведения об изменении зарплат с течением поколений редки и обрывочны. Кроме того, анализ карьерных преобразований из поколения в поколения порождает «шумы», которые искажают результаты в крупном масштабе. Так, бывает, что дети богатых родителей не достигают равного с ними уровня жизни, либо потому что им не повезло, либо из-за философского выбора (например, в пользу благотворительности). Изучение фамилий позволяет получить сведения о периоде в несколько столетий (записи фамилий учившихся в Оксфорде людей ведутся с XIII века). Таким образом, отмечает Грегори Кларк, социальная мобильность является редким явлением, причем практически в независимости от страны или эпохи.
— Результаты одного из последних британских исследований говорят о том, что шансы человека улучшить свое общественное положение по сравнению с предками практически равны нулю, и что такая ситуация складывается на протяжение веков. Можно ли доверять таким данным?
Ксавье Молена: Как это ни печально, результаты исследования совершенно не кажутся мне удивительными. Наше восприятие Запада и Франции как примера территории высокой социальной мобильности было вызвано эффектом общественных изменений по окончанию Второй мировой войны и в начале 1960-х годов. Такая ситуация сохранялась на протяжение всего лишь 20 лет, однако эта мысль прочно засела в умах всех французов как навязчивая идея. На самом деле, многие ученые указывали на то, что с 1965 года в стране наметилась устойчивая тенденция потери людьми социального положения. Тем не менее, общество, разумеется, отдало предпочтение теориям таких специалистов как Анри Мандра (Henri Mandras), которые говорили об усреднении в обществе и постепенном сближении уровня жизни французов. Современное состояние нашего общества доказывает, что он был неправ.
— Доказывает ли это, что, несмотря на все меры по уравнению шансов и распределению благ, социальный лифт оказался всего лишь мифом?
— Мне кажется, что хотя социальная мобильность какое-то время действительно существовала, она была связана со структурными переменами в сфере занятости, а не движением общества к равенству. Несмотря на все свое социальное государство и систему соцобеспечения, Франция не может избавиться от застоя в общественной структуре, о чем в частности говорит социолог Камий Пени (Camille Peugny) в книге «Судьба в колыбели» (Le Destin dans le berceau). Как бы то ни было, несколькими веками ранее ситуация была еще хуже. В отличие от Средневековья, сейчас национальное достояние распределяется куда более справедливым образом, а земли не принадлежат одной крошечной группе. Нынешняя неподвижность объясняется скорее отсутствием изменения внутри социальных групп, а не отсутствием улучшения уровня жизни. Все это нужно воспринимать как относительные, а не абсолютные данные, иначе получалось бы, что положение французов совершенно не меняется с течением времени. Так, хотя период социальной мобильности во Франции и представляет собой историческое исключение, это вовсе не говорит о бесполезности демократических и распределительных механизмов, которые, может быть, и не ведут к заметным изменениям в обществе, но все же сокращают неравенство.
— То есть этот вывод говорит скорее недостатках школьного образования во Франции?
— Такой взгляд на равенство возможностей на самом деле типичен для Франции, особенно если сравнить его с куда более элитарным английским обществом, на которое опирается исследование. Тот значительный вес, который во Франции придают школе, ставится под сомнение такими социологами как Франсуа Дюбе (François Dubet), который подчеркивает отсутствие связи между успехами в обществе и достижениями в учебе. То есть, равенство возможностей означает вовсе не необходимость равенства в школе, а другой взгляд на общество, более широкую интеграцию труда в школьную программу и упрощение возврата к учебе после начала карьеры. Таким образом, с этой социальной неподвижностью можно бороться с помощью новой структуры труда и перемен в нашем восприятии успеха в обществе.
