Историю пишут победители. Побежденным приходится только оправдываться, делать работу над ошибками и предать анафеме свои взгляды и свое прошлое.

Но прошлое невозможно просто вычеркнуть и забыть.

Эта правда неудобна, скрыта под толщей документов, воспоминаний, лозунгов и речевок. Иногда, она выходит наружу, и мы краснея, пытаемся спрятать ее подальше. На всякий случай.

Предлагаемый материал показывает другую сторону Второй мировой и другие реалии. Украинцы были по две стороны баррикад. И у каждого есть право рассказать свою историю, а нам необходимо сделать правильные выводы и идти дальше…

Начальный этап советско-германской войны связан не только с попыткой восстановления независимого Украинского государства 30 июня 1941 года, — попыткой, вокруг оценки которой до сих пор продолжаются острые баталии не только между коммунистами и националистами, но и внутри национально-демократического, либерального, социалистического и других идейных лагерей.

Не менее важным является и то, что первые месяцы этой войны были отмечены как развалом системы большевистского управления и своеобразной «забастовкой» Красной армии, которая воевала вяло и нехотя, бросая тысячи боеспособных танков, орудий, самолетов и отступая или разбегаясь, так и почти молниеносной самоорганизацией украинского населения и созданием им ряда представительных органов на всей территории СССР, занятой вермахтом — от Галиции до Донбасса.

В таком развитии событий — о котором украинская историография даже сейчас не всегда осмеливается говорить откровенно, во весь голос, — в действительности нет ничего удивительного. А как еще должны относиться десятки миллионов жителей УССР к власти, которая с конца 1920-х, отбросив определенную либерализацию времен НЭПа, а вслед за этим и значительную часть достижений времени украинизации (уничтожаемых вместе с создателями этих достижений), перешла к перманентному террору против крестьян, к «завинчиванию гаек» в промышленности, к периодическим «зачисткам» среди интеллигенции и командного состава Красной армии?

Что, они должны были стремиться класть свои жизни за большевистские идеи и «за родину, за Сталина»? А между тем, несмотря на террор со стороны власти и оголтелую пропаганду, память о революционных событиях 1917-21 годов, о УНР и народной самоорганизации («На майдані коло церкви революція іде» — это же не про большевиков написано!) — все это жило в народной памяти.

А еще сентябрь 1939 дал возможность сотням тысяч советских людей увидеть, как живут за пределами СССР, — и оказалось, что даже в отсталой по европейским стандартам межвоенной Польше это жизнь значительно лучше. В дополнение дружба с Германией, закрепленная соглашениями от 24 августа и 28 сентября того года, привела к появлению в советских СМИ перепечаток из немецкой периодики. Это привело к тому, что люди стали сравнивать два режима. Вот несколько зафиксированных «компетентными органами» сравнений:

«Если бы по радио не передавали, что это речь Гитлера , то можно было бы утверждать, что это говорит коммунист. Ох и хорошая речь. Как у настоящего коммуниста. Судя по последнему выступлению, Гитлеру можно дать партбилет. Он выступает как коммунист «.

«Немцы народ умный. Геринг заявил — большевики строят коммунизм, а мы национал-социализм, это почти одно и тоже».

«У Гитлера сильнейшая армия в мире. Это новый Наполеон».

«У Гитлера лучше чем у нас, у него армию хорошо кормят, одевают , поэтому они идут с большим желанием воевать и воюют успешно. У нас плохо кормят, плохо одевают и поэтому воевать гонят под ружьем».

А кое-кто делал из таких сравнений очень далекоидущие выводы:

«Хоть наша армия и крепка, однако тыла у нас нет: в случае войны в тылу будут против советской власти».

«Германия рано или поздно будет воевать с СССР, и воевать за Украину, за ее самостоятельное существование».

«Советская система не прочная и не правильная. При данном устройстве крестьяне и рабочие подвергаются издевательствам. Совершенная система — это национал-социализм в Германии. При фашизме государство обогащается, а народ живет долго и богато. В перспективе советская власть будет уничтожена национал-социалистической Германией «.

Иными словами, значительное число украинцев в СССР вдруг увидело реальную альтернативу советской власти (ведь осенью 1939 года официальная московская пресса печатала без сокращений выступления Гитлера и Геринга и достаточно правдивую информацию о жизни немецкого народа), — и устойчивый взгляд на мир, как говорится, перевернулся. Нарисовалась перспектива выбора между двумя «великими вождями» (которые казались тогда чуть не обладателями Европы) и их системами, причем германский нацизм казался лучше российского большевизма. Конечно, о таком говорило меньшинство тогдашнего украинского общества. Большинство просто молчало. Но не потому, что было согласно со Сталиным, а потому, что боялось.

Летом 1941 года страх начал рассыпаться и гремучая смесь из ненависти к большевизму, нежелания воевать «за родину, за Сталина», надежд на немцев-освободителей и воспоминаний об украинской революции взорвалась — пусть и не на полную мощность, но в очень заметных масштабах.

Федор Пигидо-Правобережный (1888-1962), киевский интеллигент вроде уже советского разлива, преподаватель-экономист, а после войны — эмигрант и деятель украинской революционно-демократической партии — той, которую возглавлял Иван Багряный, позже вспоминал : «Уже в первые дни июля высокопоставленные партийные бонзы Киева начали вывозить свои семьи на восток, за ними — партработники поменьше, а дальше потянулась за ними вся мелочь из партийных комитетов … Эта паника руководящих верхов не могла не найти отзвука в массах и, действительно, — усилив те настроения ,которые царили в широких кругах населения, — она приобрела другие формы, а именно: небывалого массового дезертирства. Неявка призванных мобилизацией резервистов набрала массовый характер. Я хорошо помню японско-российскую войну, которая, как известно, была очень непопулярна в народе , я не менее хорошо помню первую мировую войну. Пробыв три года на фронте, я хорошо знал настроения солдатских масс, но чего-то хоть как-то похожего мне ранее не приходилось ни наблюдать, ни слышать «.

Свидетельств такого развала системы управления не только в западных регионах, но и в Центральной и Восточной Украине сегодня собрано немало. Речь идет и о мемуарах участников и свидетелей событий, и о документах различных органов советской власти, и о немецких сведениях. Ценность наблюдений Пигидо-Правобережного в том, что он смотрел на события и как украинский патриот, и как специалист-экономист: «Попытки применить «приказ тов. Сталина от 3 июля» в селах — запахивание тракторами пшеницы в поле на корню, вытаптывание полей пшеницы табунами скота, который по всему Правобережье сгоняли за Днепр, попытки вывезти запасы зерна с колхозных зернохранилищ и свиней и скота из колхозных ферм — приднепровское крестьянство встретило открытым сопротивлением.

Уже в первой декаде июля подавляющее большинство колхозов в приднепровских селах были разгромлены, а зерно, свиньи, мелкий скот и птица разобраны крестьянами. Заводилами всех этих разгромов часто были женщины. Местная власть была бессильна прекратить этот произвол. В поле и вечерами по углам, не скрываясь, велись разговоры, что вот наконец «пришел конец советам», что с немцами идет «украинское правительство во главе с Винниченко», что «когда придут немцы, сразу будет образована украинская армия», и что народ, «как один «встанет на защиту своих границ».

Использовать ситуацию для содействия развитию украинских органов власти на территории, где пала большевистская власть попыталась единственная многочисленная политическая сила с сетью своих структур как на Западной Украине, так и в странах Европы, оккупированных и не оккупированных Германией — Организация украинских националистов (ОУН). Как известно, в то время она раскололась на два лагеря — более умеренно-консервативный, возглавляемый полковником Андреем Мельником («мельниковцы») и радикально-революционный во главе со Степаном Бандерой («бандеровцы»).

Мельниковцы больше ориентировались на стратегический союз с Германией, тогда как бандеровцы в большинстве рассматривали Германию как тактического союзника, стремились опираться на собственные силы и хотели создать независимую Украину, в перспективе равноудаленную как от государств Оси (Германия, Италия, Япония), так и от атлантических альянсов.

Оба лагеря ОУН еще перед началом боевых действий создали походные группы, которые должны были продвигаться вместе с передовыми частями вермахта (или даже впереди них) по Советской Украине и создавать там органы украинской администрации, ставя немцев перед свершенными фактами существования такой администрации. В политическом вакууме, который образовался на территории УССР летом-осенью 1941 года такая тактика имела серьезный успех. Представители ОУН-Б овладели Галичиной и Волынью, представители ОУН-М закрепились в магистратах Киева, Харькова, Житомира и ряда других крупных городов Центральной и Восточной Украины.

Местная интеллигенция и значительная часть студенчества, рабочих в первые месяцы войны проявляли большой национальный энтузиазм, воспринимая события в основном через призму «второго издания» 1918 года, когда немецкая армия освободила Украину от большевиков. На Приднепровье буквально за несколько месяцев возродилась сеть «Просвит», кооперативов, независимых профсоюзов, были основаны 115 украинских газет, восстановлено украинское образование.

Но, безусловно, эти успехи были бы невозможны без активности местных украинцев — ведь походные группы ОУН были вынуждены ограничиваться городами и городками, тогда как деревни они обычно охватить не могли. Тем временем в селах еще до вступления немецких войск создавались органы самоуправления, формировалась вооруженная местная самооборона, участники которой надевали на рукава сине-желтые ленточки. Возглавляли такие органы зачастую либо уцелевшие «справные» хозяева, или работники украинской кооперации, разгромленной властями в начале 1930-х годов и частично превращенной в дополнение к плановой социалистической экономике, или даже коммунисты из числа мелкой хозяйственной номенклатуры. Колхозы и совхозы ликвидировались, крестьяне разбирали их имущество (если оно оставалось целым), чтобы самостоятельно хозяйствовать.

А на Волыни и частично на Житомирщине в это же время явочным путем создается другая формация, объединяющая в себе вооруженную самооборону и властно-самоуправленческие функции — Полесская Сечь во главе с Бульбой-Боровцем.

В это время возникает два представительных органа с одинаковым названием- «Украинская Национальная Рада«. Первый из них появился 6 июля 1941 во Львове и был созван ОУН-Б; в состав УкрНацРады сначала вошло 16 человек, затем (в конце июля — 30). Ее возглавил один из лидеров ЗУНР юрист Кость Левицкий, почетным президентом УкрНацРады стал митрополит Андрей Шептицкий. Большинство членов совета, который стремился организовать жизнь украинцев Галиции, Волыни и Холмщины, состояла не из активистов ОУН, а из деятелей или сторонников Украинского национально-демократического объединения (УНДО) — ведущей легальной политической силы во времена польского господства, распущенной как большевиками, так и нацистами.

С осени 1941 года немецкая оккупационная власть начала давление на УкрНацРаду; наконец письмо митрополита Шептицкого к рейхсфюреру СС Гиммлеру с решительным протестом против геноцида еврейского народа, который начали нацисты, стало поводом для запрета львовской УкрНацРады 3 марта 1942. Вторая УкрНацРада была создана по инициативе ОУН-М в Киеве 5 октября 1941 года, вскоре после ухода Красной армии. Ее возглавил профессор Николай Величковский. Однако уже 17 ноября она была запрещена, часть ее членов репрессирована, другие продолжили деятельность в подполье.

Итак, хотя летом и в начале осени 1941 года многим украинцам во всех регионах страны казалось, что приход немцев является избавлением от большевизма и началом более-менее нормальной жизни, реальность быстро разрушила эти надежды. Национал-социализм оказался близким родственником большевизма …

Поэтому короткий период национального возрождения, когда оккупационные власти еще не укрепились, быстро сменился репрессиями, которые развеяли иллюзии относительно возможности сотрудничества с нацистами. Уже в начале июля 1941 года Степан Бандера, глава провозглашенного ОУН-Б правительства Ярослав Стецько, члены правительства Лев Ребет и Роман Ильницкий были арестованы и вывезены в Берлин для следствия, а через два месяца отправлены в специальное отделение для политзаключенных концлагеря Заксенхаузен.

В начале июля сеть организаций ОУН-Б, вышедших из подполья, снова перешла на подпольное положение. Летом начались аресты нацистами членов ОУН-Б. В ноябре 1941 года, когда по всей Украине прошли акции, посвященные 20-й годовщине гибели под Базаром участников Второго зимнего похода войск УНР, в которых приняли участие десятки тысяч человек, нацисты в ответ задержали 720 участников этих акций, большинство из которых были расстреляны. 25 ноября 1941 года оккупанты издали приказ об арестах и тайных казях без суда членов ОУН-Б.

Все украинские организации — от Красного креста до спортивных клубов — были распущены. А с января 1942 года все школы более четвертого класса подлежали закрытию. Из 115 газет, о которых шла речь выше, остались только 40, но и те под полным контролем оккупантов. Разумеется, что и все органы местного самоуправления были «зачищены» карательными службами и превращены в исполнителей воли нацистской власти. Местную же самооборону оккупационная администрация превратила во вспомогательную полицию, запретив при этом носить сине-желтые повязки.

Поэтому на сакраментальный вопрос, который, по свидетельству «компетентных органов», с сентября 1939 года ставили перед собой украинцы — «Чей же социализм: немецкий, или советский будет в дальнейшем лучше?» — Ответ был получен однозначный: хрен редьки не слаще.

Как подитожил в эмиграции Федор Пигидо-Правобережный — «такая кошмарная, такая невыносимая была советская действительность, в частности и особенно для крестьянства, что мысль попасть хотя бы к Гитлеру была так привлекательна, что оккупированные советами народы слепо, стихийно отдали свои симпатии немцам. И нужна была безграничная тупость гитлеровского окружения, чтобы так фатально для себя не учесть этих настроений и не использовать их «.

Интересно, что подобное мнение высказал перед партийным активом Москвы еще 6 ноября 1941 года такой авторитетный эксперт, как Иосиф Сталин, отметив, что «глупая политика Гитлера превратила народы СССР в заклятых врагов нынешней Германии».

Иллюзии значительного количества украинцев были развеяны. Следовало искать другие способы борьбы за свободу.

Источник: http://tyzhden.ua/History/26926

Категории: Мир| Contra Historia

Метки: Вторая мировая война, Германия, оккупация, сотрудничество, СССР, Украина, факты